Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая

в дальних дверях вагона-кухни стоял Огюст Дюпен — Сергей Ильич Черенков. И в руках он сжимал в точности такой маузер, какой был теперь у него самого.

Стрельба стихла: всех ошарашило его появление. Однако оружия никто не бросил. И профессор подумал: этому человеку — конец, пусть даже он и облачился в бронежилет.

В этот-то самый момент пресловутый Дюпен и начал стрелять сам. Только вот — целил он явно не в ниндзя сенатора Розена. И не в клевретов господина Молодцова.

Первая пуля Огюста Дюпена угодила в пол рядом с истекающим кровью Алексеем Берестовым. А вторая — в руку Максима Берестова, который поспешил оттолкнуть отца в сторону, за угол одной из электроплит. «Так вот кто дал отмычки этим ниндзя и указал им, где все мы будем!» — понял профессор.

— Макс! — Настасья обогнула пса и ринулась к своему новому другу.

— Нет, стой! — крикнул ей тот. — Я цел!

А Дюпен направил маузер уже на неё — и профессор понял, что не успевает выстрелить в него сам, опередить его. Он вскинул оружие, уже понимая, что опоздал. Раздался выстрел — но не его собственный. А сам он застонал так, словно на него обрушилась вся махина Нового Китежа.

— Настасья, — прошептал он — зная, что должен повернуться к ней, посмотреть на неё, но не имея сил это сделать.

И тут Огюст Дюпен, стоявший в противоположном от Настасьи конце вагона, покачнулся, выронил пистолет и стал заваливаться на бок. Пуля попала ему в переносицу — точно между бровей. С момента, как он зашел в вагон-кухню, и двадцати секунд не прошло.

Профессор одним рывком повернулся в ту сторону, где замерла Настасья — застыла в изумлении, так и не добежав до Макса. А потом окинул взглядом вагон — пытаясь понять, кто же стрелял в Дюпена.

На полу со вскинутым пистолетом в руках сидел Денис Молодцов.

13

Макс почти машинально повернулся на звук выстрела — отведя взгляд от ошалело глядевшей на него Настасьи. Так что он успел заметить, как падает с пулей во лбу Сергей Ильич. И — как на него самого направляет свой пистолет Молодцов, только что сделавший выстрел. «Вот и конец моему везенью», — мелькнуло у Макса в голове. Он слишком уж много задолжал Фортуне. И промах обезумевшего Дюпена — пуля которого пробила Максу только рукав джинсовой куртки, даже не оцарапав кожу, — явно оказался её последним подарком.

— Никто еще ни разу меня не кидал, — сказал Денис.

И Макс решил: его друг детства и брат выстрелит в него прямо сейчас. После того, как их с отцом попытался застрелить начальник службы охраны, которому они оба безраздельно доверяли, пуля, полученная от Дениса — это было бы совершенно предсказуемо. Но Денис медлил. Да и Макс не стрелял тоже — хоть в руках у него был заряженный автомат. И, когда раздалась очередь, он с изумлением поглядел на собственные руки — гадая: как же это он мог нажать на спуск?

На Денисе не было бронежилета, так что пули вспороли ему грудь. И только, подняв глаза, Макс уразумел: стрелял не он. Напротив его брата, в двух шагах от него, стоял Мартин Розен.

— Теперь — не будет никакой компании «Возращение», — сказал добрый пастырь.

И Макс полоснул по нему очередью в упор. Один раз, потом — второй, в противоположную сторону. На Розене тоже не было кевларовой брони. И тело его словно взорвалось изнутри.

В этот же миг со стороны обоих тамбуров в вагон посыпались люди в синей форме: бойцы Огюста Дюпена, еще не знавшие, что они только что потеряли своего командира.

— Бросай оружие! — орали люди в синем, размахивая помповыми дробовиками и на все лады матерясь.

Все, кто был жив, их приказание исполнили, и Макс тоже уронил свой автомат на пол. А затем повалился на колени — склонился над Денисом, грудь которого напоминала распотрошенный мешок со свеклой.

— Я помогу тебе. — Макс выдернул руки из рукавов джинсовой куртки, свернул её и прижал к груди своего брата, истекавшего кровью.

Он боялся только: как бы бойцы Огюста Дюпена не пальнули по ним еще раз. Если так поступил сам Сергей Ильич, то почему им тоже этого не сделать? Но — нет. По всей видимости, Дюпен не посвятил подчиненных в свои загадочные планы относительно отца и сына Берестовых. Никто больше уже не стрелял. А рядом с Максом каким-то образом оказались и Настасья с Гастоном, и профессор Королев — уже отбросивший свое оружие. Все они — включая даже пса — с пониманием неизбежного смотрели на всесильного президента корпорации «Перерождение», который умирал теперь на полу в поездной кухне.

— Поздно мне помогать, — сказал Денис, и у него изо рта полилась кровь. — Но ты послушай меня, брат, — он притянул Макса к себе, ухватив за рубашку. — На дальнем электровозе установлено взрывное устройство. С часовым механизмом. И обратный отсчет — вот здесь. Чтобы его остановить, нужно ввести…

Президент «Перерождения» успел еще поглядеть на свои наручные часы, но вот фразу докончить — не сумел. Его взгляд его остановился — так и замерев на часовом циферблате.

— Денис? — позвал Макс — уже понимая, что не дозовется.

Пальцы его брата, которыми тот сжимал рубашку у него на груди, разжались. И рука с часами на запястье упала.

Точнее — упала бы. Руку Дениса поймал профессор.

— У нас есть еще почти сорок минут, — облегченно выдохнул он, а потом снял часы с Дениса и защелкнул их браслет на своей руке.

Глава 18. Темные воды

1-2 июня 2086 года. Суббота и воскресенье. Тверская губерния

1

Настасья чувствовала себя так, будто у неё в груди уже взорвалась бомба. Там, где должно было бы находиться её сердце, она ощущала одну только пустоту. Тянущую, поглощающую всё — как черная дыра из космоса. Солнце уже взошло, в лесу гомонил оглушительный птичий хор, но для Настасьи окружающий мир стал чем-то вроде театральной декорации — как она их помнила из далекого детства, когда театры еще работали, и родители водили ее на дневные спектакли.

Эти сегодняшние декорации застилал утренний туман — и столь же туманными виделись Настасье намерения её спутников.

— Почему нельзя отцепить один электровоз — тот, который заминирован, — а вторым оттащить отсюда весь Новый Китеж? — в отчаянии спросила она у Макса.

Они уже успели выяснить, что пароля, необходимого для деактивации взрывного устройства, никто, кроме застреленного Молодцова, не знал.

— Второго, считай, уже нет.